Статистика |
|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 | |
|
|
| | |
| Сказки госпиталя Гимли / Tales from the Gimli Hospital
- Продолжительность: 72 мин.
- Жанр: Ужасы, Фэнтези.
- Страна: Канада.
- Слоган: "It all happened in a Gimli we no longer know".
- Режиссер: Гай Мэддин.
- Сценарий: Гай Мэддин.
- Продюсеры: Грег Климкив, Стивен Снайдер.
- Оператор: Гай Мэддин.
- Художник: Jeff Solylo.
- В ролях: Кайл Маккаллок, Майкл Готти, Анджела Хек, Маргарет Энн Маклеод, Хезер Нил, Дэвид Нил, Don Hewak, Ron Eyolfson, Крис Джонсон, Тиффани Тейлор, Линда Шинкель, Jeff Solylo, Randy Kray, Джордж Тоулс, Carmen Snidal, Брент Нил, Грег Климкив, Иэн Хэндфорд, Кэролайн Боннер, Michelle Hannesson ... »
- Бюджет: 25,000 $.
- Премьера в США: 28.07.1989
- Краткое описание:
Фантастическая притча о ревности и безумии двух людей, оказавшихся в одной больничной палате в маленькой деревушке на рубеже веков. Друзья рассказывают о своих тайных желаниях, постепенно становясь врагами. Что ждет их, рай или ад?
https://my-hit.org/film/153413/
http://www.kinopoisk.ru/film/146161/
Николай Таранцов
Эйнору повезло, он выздоровел, чтоб вернуться на берег озера в свой маленький грязный сарай
Гай Мадден и его фильм «Сказки госпиталя Гимли»
Чёрно-белый, /почти чёрно-белый/, и почти немой фильм, снятый в лучших традициях старого кино. Не то сказка для взрослых, не то притча для эстетов, не то чёрная комедия с элементами абсурда.
Конец девятнадцатого, начало двадцатого века. В провинциальном госпитале умирает женщина. Рядом с ней находятся двое её детей и чтоб как-то их успокоить, бабушка начинает рассказывать им историю-сказку, произошедшую ранее в этом госпитале.
Молодой рыбак Эйнор, ремонтируя рыбацкую сеть, уколол палец и заболел непонятной болезнью, /типа оспы/. Его соседом по палате оказался мрачный толстяк Гуннар. Коротая время между процедурами, молодые люди рассказывают друг другу выдуманные истории. Эйнор историю любви в некрофилическом ключе, /явно не для детей/, Гуннар не отстаёт, /его история тоже не для детей/. Но на этом дружеские отношения переходят совсем в другую категорию.
Режиссёр рассказал нам сказку о том, как бабушка рассказала детям сказку о том, как пациенты госпиталя Гимли рассказывали друг другу сказки, которые были совсем не сказки. Потому как вытянули из подсознания не хорошее и доброе, а низость, зависть, месть. Чувства, которые никак не красят человека.
Вот тебе и ужасы. Это не мистические сказочки для подростков, это посерьёзней.
Мама детей, которым бабушка рассказывала сказку, умерла. Та самая мама, которая слушала музыку по радио и которая, казалось, забыла о своих детях. А всё было не так. Было не так и понималось не так. Вот в этом и заключена трагедия жизни человеческой. Истинное понимание жизни приходит слишком поздно. И именно по-этому сказка под названием «Жизнь» очень редко имеет хороший конец.
Эйнору повезло, он выжил…
А что он приобрёл в результате?, пустоту в душе.
Пустоту в душе на весь остаток счастливой жизни.
Винтажный дымок проявляется вывеской заглавного госпиталя, Кетцалькоатль встречает Одина мифологическим мэшапом, а невинный фетиш с чулками в сеточку заканчивается актом некрофилии. Широко известный в узких кругах Гай Мэддин не разменивается на мелочи и в полный рост афиширует свою принадлежность к быкам, позволяя себе недозволенное и Юпитеру. Дебютные полнометражные «Сказки» каждым кадром отсвечивают индейскими амулетами, медсестричками в пеньюарах, фольговатой физиономией Луны и прочим в высшей степени качественным безумием. Условно главный герой ревнует к потешному толстяку и сходит с ума, вкушая питательную хлопчатобумажную ткань; перемазанный гуталином чувак буянит и стреляет в воздух, добывая дичь. В сущности, той же методе следует и режиссер, выписывающий сонет к форме шарфами и варежками из собственных волос. И моложавая бабка Амма рассказывает сказки матушки Гусыни, и жаркая лава Аскьи плавит лаконичный исландский ландшафт, порождая глубокое синее озеро Эскьюван.
Будучи несомненным человеком дождя, Мэддин демонстрирует содержимое своей бедовой головы затейливыми вуайеристскими ракурсами, мерцающим светом и дрожащей картинкой. Под монотонный бубнеж и чаячьи крики кислотная ностальгия озвучивает живописные кресты белым безмолвием. Всякая дверь открывается с положенным скрипом, всякая эмоция отыгрывается крупными планами неземного обаяния, а копеечная режиссерская выдумка отхаркивает литры темной венозной крови вперемешку с килограммами зубов. Этот мир неподвижен во сне и до избыточности насыщен символами и метафорами нулевого дефиниционного потенциала — имманентные мандрагоры шуршат в камышах, уши немножечко вянут, вполне чеховский заход про трех сестер закономерно финиширует гробиками. История, в-общем, понятная: известные экономисты работают продавцами в гастрономе на улице Герцена, Илья Муромец дает колебания, электрическая лампочка горит от ста двадцати кирпичей, а публика пытается на глаз определить, чего тут больше — супрематизма или шизофрении.
Впрочем, нужно ли это понимание, не проще ли вообразить обозреваемое кино cosa in se — своеобразной вещью в себе, без меры расточительной, без меры равнодушной, без намерений, без внимания к чему бы то ни было, без пощады и справедливости, плодородной и бесплодной, неуверенной? Ведь густые до тягучести авторские грезы, на скорую руку переплетенные видовыми жанровыми признаками, и в самом деле обнаруживают в себе не столько бездушную эксплуатацию выразительных средств времен Belle Epoque, сколько психоделию на грани кроличьей норы и резиденции Пятачка. И продвигаясь от реального к реальнейшему, этот трип взрывает зрительский мозг дотошной экранизацией похождений дохлых котов внутри ящика Пандоры, эпатируя обилием ихтиологической символики — рыба везде, рыба победила, получайте свое сицилийское письмо. Стараясь же познать принципиально непознаваемое, мы придем разве что к бомбардировке хитрого канадца пустой бесконечностью дурацких вопросов. Кто кому снился — Чжуан-цзы бабочке или бабочка Чжуан-цзы? А что снится крейсеру «Аврора»? Или улиткам? Что снилось Блоку, когда он придумывал «В кабаках, в переулках, в извивах…»? Почему приник тот карлик, и чем считать его сны в электрическом сне наяву — двойным вложением, или хвостом Уробороса?
Не молчи, старик, дай ответ. Не дает ответа.
il brutto
Мимореальный музей
В рукотворных гималаях непригодных вещей инженеру ЖЭУ-5 снится сон: маленький принц возвращался домой. Зарываясь в вечернюю дремотную пыль на тех самых неведомых тропинках, где Кот-Ученый рассказывал свои сказки, уже нет никакой живности, да и дуб таинственным образом пропал. На его месте возникло какое-то строение, именуемое госпиталем Гимли. Блуждают тени возле и внутри, исчезают и возникают снова. Где явь, а где иной мир сразу и не решишься ответить. Мертворожденные образы с пришитыми фантазией режиссера пуговицами вместо глаз оживают самым натуральным образом. Только вот неясным становится вопрос на ответ: нужно ли это, может, когда все было мертвым, всем было легко и весело, так что аж щеголять в костюмчиках зимой хотелось. Ведь никто не хочет быть убит в апреле или в марте, но каждый жаждет быть любим и так, чтобы бесплатно.
Пластмассовый мир на этот раз сохранил нейтралитет и на авансцену вышел мир авангардный, сюрреалистический. Бабка Амма, выдерживает мхатовские паузы и не забывает об Офелии, плывущей через край. Край, изобилующий яблоком и медом. И рыбой. Этот мимореальный музей живет по своим законам. Здесь все происходило, но не произошло. Вооружая глаз бревном, которое любезно предоставлено очами вашего оппонента, со скоростью мира пролетают мысли о бесполезности всего происходящего, но тут же сгорают сорными искрами в белесом пожарище. Большое прожорище продолжается, но уже как-то без твоего желания/нежелания. Режиссер Маддин на 70 минут отбрасывает зрительскую личность в дальний угол бескрайности и продолжает своей неторопливый рассказ.
На каток сознания выходят приятственной наружности медсестры, не самой приятной наружности 2 товарища. Сказка продолжается, ландшафты ненавязчиво меняются и лишь рыба остается неизменным деклассированным элементом в первом ряду. Цитрус в руках режиссера практически заводится, но как-то незаметно перетекает в прогулку по берегу. Практически пес из Андалузии, но скорее всего Кот из Ящика. (Какой кот, и в каком именно ящике уж решайте сами.) Где-то водят Слономоську, ещё где-то — Волка-Семеро-Казнят. Возможно, даже не в этом фильме. Где-то.
А вообще, воровство рукавицы — в высшей степени странная для умирающего форма поведения
| |
| | |
|
|